Тропа вывела на заброшенные лесоразработки. Ещё недавно всё здесь, должно быть, было полно деятельного стука топоров, напряжённого звона цепных пил и шипящего свиста падающих сосен.
Б. Полевой, «Золото»
В интернет-переписке осенью 2019 года (а было это, как мы понимаем, ещё до всяких вирусов и карантинов) гагринский знакомый Артур Псардия - местный гид, охотник и энтузиаст краеведения - предложил мне отправиться к останкам «принцевской лесопилки», затерянным где-то у подножия Мамдзышхи, и в качестве иллюстрации этого места прислал вот такие виды:
Я с воодушевлением согласился, отметив мысленно, что ради таких откликов в немалой степени существует этот сайт, и тут же внёс посещение лесопилки в список на предстоящее лето. Хотя известные мировые события следующего полугодия поставили возможность поездки под вопрос, в конце концов всё сложилось благополучно, и с небольшим опозданием поход был успешно осуществлён.
Нужно отметить, что факт наличия небольших предприятий при Гагринской Климатической станции времён принца Ольденбургского не был для меня тайной. Я неоднократно встречал в разных источниках упоминания о добыче асфальтового и строительного камня, извести, работе кирпично-гончарного завода, лесозаготовках и деятельности лесопилок, но, признаться, не мог подумать, что сооружения по крайней мере одного из таких местных производств были настолько основательными, что смогли сохраниться до наших дней.
Ещё в середине XIX века немногочисленные путешественники, которые в период Кавказской войны отважились посетить суровое и отчаянно непримиримое восточное Причерноморье, отмечали в своих описаниях как многообразна и уникальна его тропическая флора. Особенно поражала воображение исследователей богатая коллекция ценных пород деревьев, которыми изобиловали влажные леса субтропического типа в районе Гагр и Бзыби.
В 1912 году известному русскому географу А.А. Круберу довелось пройти по Гагрипшскому ущелью к вершинам Арабики. Свои впечатления о подъёме по лесной тропе Крубер изложил в работе, с соответствующим названием:
По мѣрѣ нашего подъема все богаче и роскошнѣе дѣлалась растительность. Мы пересѣкли сначала поясы граба и дуба. Наряду съ этими двумя преобладающими породами здѣсь растетъ масса другихъ деревьевъ и кустарниковъ: ясень, вязъ, кленъ, лещина, ольха, рѣже встрѣчается букъ. Деревья не столько поражаютъ мощностью своего роста, сколько густотой насажденія. Свободныя пространства между деревьями заняты густой чащей кустарниковъ, по большей части колючихъ: держи-дерева (Ruscus aculeutus) съ его плодами, напоминающими золотыя кокарды, боярышника (Crataegus monogyna), падуба (Ilex Aquifolium), лавровишни. Тамъ и сямъ виднѣются сплошныя заросли рододендрона понтійскаго съ его плотными кожистыми листьями, или вырисовываются оригинальныя деревца самшита (кавказской пальмы, Buxus sempervirens) съ ихъ мелкими, но чрезвычайно яркими листьями. Впрочемъ, самшитъ сильно истребленъ вдоль тропинокъ и вообще на легко достижимыхъ мѣстахъ, и хорошіе экземпляры этого дерева можно встрѣтить только вдали отъ проѣзжихъ путей.
Безлѣсные откосы ущелья, куда свободно проникаетъ солнечный свѣтъ, заняты зарослями папоротника Onoclea Struthiopteris высотою по поясъ человѣку. Но что накладываетъ на этотъ лѣсъ особый отпечатокъ, дѣлаетъ его чрезвычайно похожимъ на тропическій, — это ліаны. Преобладаетъ виноградъ; онъ сверху до низу покрываетъ нѣкоторыя деревья, перебрасывается съ одного дерева на другое, превращая ихъ въ очаровательныя бесѣдки, и веселыми прядями свѣшивается внизъ. Мѣстами пряди виноградной лозы перекидываются на такое далекое разстояніе, что создаются изъ нея какъ бы зеленѣющіе колеблемые вѣтромъ естественные мосты. На нижнія части стволовъ взбирается другая колючая ліана, особый видъ ежевики (Rubus discolor). Сравнительно рѣже попадались намъ другія ліаны: Periploca graeca, Clematis vitalba и сассапарель (Smilax excelsa) съ стеблями, усаженными острыми шипами. Зато плющъ понтійскій (Hedera pontica), съ болѣе округлыми листьями, нежели у обыкновеннаго плюща (Hedera helix), встрѣчается на каждомъ шагу. Нижнія части ствола, лишенныя вѣтвей и листьевъ, онъ такъ густо одѣваетъ своими листьями, что онѣ обращаются въ зеленыя колонны; онъ облѣпляетъ сверху до низу отмершіе экземпляры деревьевъ или поваленные стволы, скрывая ихъ настоящіе контуры и придавая жизнь мертвому.
Такой характеръ имѣлъ лѣсъ на всемъ пятиверстномъ протяженіи нашего пути вдоль ущелья Гагрипша, только
среди лѣса по мѣрѣ поднятія все чаще встрѣчался букъ, сдѣлавшійся преобладающимъ на высотѣ между 2500 и 3000 фут. Многіе экземпляры бука имѣли гигантскіе размѣры. На тропинку, по которой мы ѣхали, свободно проникалъ свѣтъ, но стоило сдѣлать нѣсколько шаговъ въ сторону, чтобы очутиться среди мрака.
Въ одномъ мѣстѣ мы имѣли возможность убѣдиться въ опустошеніи, причиненномъ суровостью прошлой зимы. Свалившаяся съ горы снѣжная лавина почти начисто срѣзала лѣсъ на пространствѣ нѣсколькихъ десятковъ квадратныхъ саженей и нагромоздила трупы поломанныхъ деревьевъ въ ущельѣ.
Миновавъ избушку казеннаго лѣсника, мы оставили ущелье Гагрипша и стали взбираться далѣе по болѣе крутому склону. Постепенно лѣсъ становится свѣтлѣе, деревья растутъ просторнѣе, отдѣльные экземпляры преобладающаго здѣсь бука становятся мощнѣе, выше. На вѣтвяхъ бука и самшита чаще и чаще приходится наблюдать зеленыя космы лишайника (Usnea barbata). Дорога вообще довольно утомительна, земля пропитана влагой, то-и-дѣло копыта лошадей соскальзываютъ съ камней, мѣстами въ выбитыхъ лошадьми колдобинахъ стоятъ лужи воды. Чрезвычайно также затрудняютъ путь поваленные наземь гигантскіе стволы деревьевъ, черезъ которые лошадямъ приходится перешагивать, или которые съ большимъ трудомъ надо обходить.
На высотѣ около 4000 футовъ мы покидаемъ поясъ бука и вступаемъ въ область хвойнаго лѣса, представленнаго здѣсь главнымъ образомъ пихтой нордмановской (Abies Nordmanniana). Сначала только отдѣльныя пихты примѣшиваются къ буковому лѣсу; но вскорѣ пихта становится преобладающимъ деревомъ, а букъ начинаетъ попадаться только отдѣльными экземплярами. Пихтовый лѣсъ поражаетъ своею мощностью и гигантскими размѣрами отдѣльныхъ деревьевъ. Они стоятъ на просторѣ, какъ исполинскія колонны, уходя своими прямыми стволами въ небо. Многіе экземпляры достигаютъ 20—25 саженей въ высоту, а иные поднимаются даже на 30 и болѣе саженей, имѣя въ діаметрѣ до 2 аршинъ.
Лесной промысел - первое, что оказалось доступным при освоении девственных природных областей Причерноморья. Во времена существования Черноморской береговой линии, исходя из тактических военных задач, русскими частями были истреблены большие площади строевого леса, в том числе в Бзыбской долине и на побережье Гагринской бухты. Когда же улеглись бурные кавказские события середины XIX века и оживилась морская торговля, вполне закономерными стали попытки коммерсантов (по большей части местных) с одобрения русской администрации, наладить промышленную разработку лесных ресурсов.
Пионером лесопромышленности в этот период выступил кутаисский князь Димитрий Александрович Туманов, который в начале 1876 года испрашивал дозволения на эксплуатацию пальмовой (самшитовой) дачи в Бзыбском ущелье. После войны с Турцией заявка вновь стала актуальной, однако к 1878 году у Туманова было уже около десятка конкурентов, наиболее серьёзным из которых считался капитан Оскар Львович фон Липхарт. Он предлагал Кавказской администрации наладить морской каботаж, из-за незначительности которого чахла деловая активность на побережье, и, дабы гарантированно наполнить грузами эти первоначально убыточные перевозки, запросил исключительные права на вырубку леса в верховьях реки Бзыбь сроком на двенадцать лет. Приступил ли кто-то из претендентов к реальным работам, неизвестно, так как никаких следов такой деятельности не сохранилось.
Несколько позднее возникли лесопромышленные предприятия барона де-Кастекса (на р. Бзыбь) и принца Ольденбургского (в Гагринской лесной даче). Однако к началу девяностых годов позапрошлого века эти предприятия разорились по той причине, что, несмотря на их потребительско-хищнический характер, даже они не могли конкурировать с мелкими, но массовыми лесозаготовками, которые велись местными землевладельцами на их участках. Большинству из этих собственников земли достались в результате сословно-поземельной реформы или в виде особых даров правительства по итогам Кавказской войны, и в таких хозяйствах ценнейшие породы леса, который ничего не стоил для хозяев, тотально вырубались за бесценок. С учётом использования местными помещиками труда т. н. временно обязанных крестьян, появившихся благодаря той же реформе 1870 года, всякое предприятие, пытавшееся наладить хоть сколько-нибудь правильное лесное хозяйство, требующее каких бы то ни было затрат, становилось заведомо нерентабельно и неконкурентоспособно.
В 1893 году некое акционерное общество с капиталом бельгийского происхождения вело переговоры с Кавказской администрацией о передаче ему в разработку бзыбского массива. Лесным ведомством по заданию бельгийцев была проделана значительная обследовательская работа и впервые проведено лесоустройство Бзыбской лесной дачи.
Лесодобычей в Очамчирском лесничестве занимались местные купцы Метакса и Спанаки. Права на лесодобычу в отдалённых от побережья районах Кодорского участка были отданы в аренду на пятнадцать лет мощному лесопромышленному предприятию херсонского предпринимателя В. Максимова, который прославился тем, что не ограничивался в своей деятельности «формальными» соображениями о том, кому принадлежит тот или иной участок. После нескольких лет бурной деятельности предприятие Максимова было обложено многочисленными судебными исками от хозяев имений в разных районах Абхазии, где его подрядчики незаконно вырубили большие площади пихты, дуба, каштана, лавра и самшита.
Примерно в это же время два английских предпринимателя, Томсон и Дюсердик, под предлогом разработки литографического камня попытались получить в аренду на 36 лет три тысячи десятин леса в Гагринской казённой лесной даче с платой в три копейки с десятины в год. Заявка ушлых англичан была уже утверждена в Абхазском колониальном Управлении, не вызвав нареканий и в Кавказской администрации в Тифлисе. И лишь энергичный протест бывшего начальника Гудаутского участка лесовода А.А. Бернадского, поднявшего шум вокруг этой аферы, не дал завершиться сделке.
.....
Результатом грабительских лесоразработок было то, что к началу XX века обширнейшие лесные площади в прибрежной полосе были опустошены, дорогой строевой лес (каштан, дуб) исчез почти из всех частновладельческих участков. Подверглись тотальному истреблению сотни гектаров самшитника. Только по данным Департамента таможенных сборов Министерства финансов Российской империи за период с 1842 по 1912 г.г. из портов Чёрного моря было отправлено около девяноста тысяч тонн сырья этой наиболее ценной породы.
Из пояснительной записки соискателя на право эксплуатации
Бзыбской лесной дачи капитана фон Липхарта, 1876 г.:
Все эти породы вырубаются поныне в крае без всякого соблюдения правил лесного хозяйства, а хищническая вырубка самшита привела насаждения этого дерева в некоторых местах к совершенному истощению.
Таким образом, громадные лесные богатства остались сосредоточенными лишь в труднодоступных для эксплуатации районах, и Абхазия стала ввозить построечный материал с юга России - через Херсон и Новороссийск, а также из Европы - через румынский Галац.
***
В 1901 году, при организации курорта, обширный участок Гагринской лесной дачи общей площадью более пятнадцати тысячи гектар, принадлежащий Министерству Земледелия и государственных имуществ, был передан во владение Климатической станции, а по сути - в распоряжение её могущественного устроителя принца Александра Петровича Ольденбургского. Наряду с прибрежными пологими склонами Гагринской горы, нарезанными на участки для продажи под дачи, лесной массив предполагалось использовать в коммерческих целях для пополнения бюджета Климатической станции. Лично Ольденбургскому были пожалованы земли, на которых вскоре возникло хозяйство имения «Отрадное». В его границы также входили обширные лесные угодья.
Однако до промышленных лесоразработок дело долго не доходило, так как у принца и администрации хватало забот и на самой Климатической станции, которая строилась на пустом месте, в довольно глухом по тем временам уголке побережья. Для правильной организации лесного промысла в горной местности, как уже упоминалось, были необходимы специальный опыт, особые технологии и дополнительные затраты. Поэтому для нужд строительства было проще и дешевле морским путём доставлять обработанные лесоматериалы или вовсе готовые комплекты для сборки.
Когда масштабные работы по обустройству курорта и имения были в основном завершены и когда улеглись волнения 1905 - 1907 г.г., серьёзным образом затронувшие и Гагры, на Черноморском побережье начался новый виток дачного ажиотажа. Большинство частных вилл на участке от Жоэкварского ущелья до Новых Гагр (район современной милиции) было построено в последующее пятилетие, закончившееся с началом Великой войны.
В это время активизирует деятельность сухумский предприниматель Спанаки, имевший ещё до появления Климатической станции в районе современного здания администрации небольшую лесопилку, и которому разрешается ограниченная лесодобыча для местных нужд. Турецкие рабочие производили в
лесной даче небольшие порубки для производства пихтовой драни.
Также в Жоэкварском ущелье, где располагались мастерские Климатической станции, работал небольшой лесопильный завод принца Ольденбургского на две рамы, на базе которого потом, в советское время, организовали фабрику мебельного гнутья.
К этому же периоду курортного оживления относится и сооружение в имении А.П. Ольденбургского лесопильного завода. Предприятие располагалось по соседству с фермой в «Отрадном» - на девятой версте от Гагр по направлению к Сухуму, у шоссе в километре от моря (в районе нынешнего заброшенного серпантина за санаторием «Сана»).
Оборудование цехов включало в себя: четыре продольных пильные рамы Болиндера, четыре стружечных станка, две обрезных концерезки маятниковые, фанерочный станок. Агрегаты приводились в движение при помощи паровой машины Болиндера мощностью в 500 лошадиных сил с опилочной топкой и двух локомобилей - мощностью в 60 и 120 лошадиных сил. При заводе имелась Динамо-машина для выработки электричества. Суточная потребность предприятия при двусменной работе оценивалась в 280 кубических метров кругляка в сутки, а производительность в выражении выхода чистого товара в досках - за сутки в 192 кубических метра и 53 тысячи кубических метров в год.
Стоимость активов завода составляла более ста пятидесяти тысяч рублей; спроектированный и оборудованный по последнему слову техники, он для своего времени являлся наиболее передовым деревообрабатывающим предприятием в Черноморской губернии. Освящение и открытие нового производства состоялось 28 октября 1911 г.
Однако вернёмся к «принцевским» руинам, изображения которых представлены вначале. Расположены они в лесу, на склоне горы, прямо над местом, где когда-то работал упомянутый завод. Тем не менее, вопреки устоявшейся молве, которая по традиции приписывает все давние постройки в Гагре деятельности принца Ольденбургского, к его персоне артефакты в лесу не имеют прямого отношения. В своё время Гагринское лесопромышленное предприятие имело довольно широкую известность, поэтому, в процессе изучения темы довольно быстро выяснилось кто на самом деле вёл лесопромысел.
Право на вырубку в течение десяти лет было отдано представителю одной из крупнейших и богатейших династий промышленников России – Ивану Петровичу Балашову, поэтому в обиходе предприятие получило в Гаграх известность, как Балашовское. Долгосрочная концессия на разработку перестойных пихты, бука и клёна в нагорной части Гагринской лесной дачи была оформлена почти одновременно с постройкой лесопильного завода в Отрадном, мощности которого предполагалось использовать для обработки спущенного с горы сырья.
Задумана компания была очень масштабно, по всем современным правилам лесотехники. Арендная площадь под разработку составляла половину всего отведённого Климатической станции леса. Для привлечения дополнительных активов владельцем было учреждено Гагринское экспортное лесопромышленное акционерное общество с основным капиталом в пять миллионов рублей; из них собственный капитал общества составлял около 2,5 миллионов рублей.
Владелец предприятия, обер-егермейстер Императорского двора Иван Петрович Балашов - один из двух братьев петербургской ветви Балашовых. Их старинный дворянский род входил в число основных промышленных столпов и политических символов российского самодержавия. Богатства Балашовых были огромны: им принадлежало около миллиона десятин земли, сахарные заводы в разных концах Украины, Симский горный округ, один из крупнейших горнопромышленных майоратов Урала, подаренный им ещё Екатериной II, большие лесные угодья на Урале и соляные копи в Соликамске. Обширные лесные концессии Балашовых на реке Ялу (Ялуцзян), на Дальнем Востоке, сыграли определённую роль в истории русско-японского конфликта, завершившегося войной 1904 - 1905 г.г.
Но, несмотря на неограниченные денежные и организационные возможности Балашовых, после оформления контракта на лесоразработки в Гагринской лесной даче, на протяжении последующих полутора лет все усилия для того, чтобы запустить промысел должным образом, оставались тщетными.
В немалой степени этому способствовала деятельность заведующего Гагринским лесничеством Владимира Константиновича Бабурина. Предшественник Бабурина, титулярный советник Михаил Михайлович Рудаков, служивший на этой должности с 1903 года, был отстранён от работы в Гаграх из-за разбирательства о незаконных порубках. Бабурин заступил на должность лесничего в мае 1910 года, и параллельно А.П. Ольденбургский начал хлопотать о переподчинении всей Гагринской лесной дачи от Черноморско-Кубанского Управления земледелия и госимуществ непосредственно в ведение Климатической станции. С начала 1911 года содержание служащих лесного ведомства стало поступать из специальных средств Климатической станции. Это поставило всех чинов лесничества в зависимость непосредствено от принца Ольденбургского который, согласно Высочайше утверждённому Положению от 3 февраля 1903 г., обладал правами лично распоряжаться делами Климатической станции. Назначать заведующего лесничеством также было в компетенции руководителя Гагринской климатической станции, но при обязательном согласовании с Лесным департаментом Министерства Земледелия.
Подписание контракта на выборочную вырубку в Гагринской лесной даче состоялось не позднее весны 1912 года. Но вскоре выяснилось, что при существующих условиях контракта только что созданное предприятие Балашова не будет рентабельным.
Позже, приглашённый на должность гагринского лесничего Учёный лесовод Гуго О.Ф. Галушка, ознакомившись с ситуацией, в которой пребывало местное лесное дело, в докладе «Соображения по установлению лесного хозяйства в Гагринской Казённой Лесной даче» от 29 ноября 1912 г. указывал на перестойный характер лесных массивов, большое количество участков, оголённых порубками для заготовки драни, испорченных валежником и некотролируемым выпасом скота (т.к. молодые ростки затаптываются и поедаются животными, а утрамбованная и унавоженная почва быстро зарастает травой, препятствуя прорастанию древесных семян). Причём, лесовод сетовал, что Обществу разрешалось снимать не весь перестой, а лишь 1/3 спелых деревьев, да заклеймённые стволы. Таким образом, по расчётам Галушки из ста семидесяти тысяч кубических метров леса, предназначенного для эксплуатации по договору, на деле можно было взять только около пятидесяти кубометров. В то же время для спуска со склона и доставки к заводу срубленных деревьев необходимо было нести немалые дополнительные расходы. Доклад содержал следующий вывод:
Где рассудок - для такого маленького количества злокачественной [разрешённой к вырубке] древесины строить такие дорогостоящие сооружения? Я пришёл к убеждению, что при таких условиях Гагринское Лесопромышленное общество существовать не может, ибо договор с казной (без огромных утрат) не исполним.
Такая ситуация для владельца предприятия оказалась явно непредвиденной, и это сформировало подоплёку скрытого противоречия между Гагринским лесничеством во главе с Бабуриным с одной стороны и руководством Балашовского Общества, в чьих интересах было не соблюдать условия контракта. В результате И.П. Балашов лично пообещал отстранить лесничего, пытавшегося добросовестно исполнять свои обязанности. Вскоре противостояние с могущественным промышленником для Бабурина осложнилось ещё и тем, что вновь назначенный Управляющим Климатиеской станцией Б.В. Шульгин, который перед отправлением из Петербурга, видимо, имел беседу с Балашовым, с первых же дней своего прибытия в Гагры стал всячески противодействовать и строить козни выдвиженцу Ольденбургского. Сам принц, который всего пару лет назад, опираясь на незапятнанную репутацию Бабурина, пригласил того для выправления дел и под это выстраивал систему прямого подчинения лесничества, теперь заметно изменил своё отношение к Заведующему лесничеством, явно поддавшись влиянию Шульгина.
Фрагменты документов 1918 и 1919 г.г., характеризующие особенности управления Гагринским лесничеством, с сайта AVA
Бабурин, видя бесперспективность отставивания независимой позиции и не желая далее лавировать между интересами столичных воротил, предпочёл подать прошение о переводе. 22 мая 1912 года пришло неожиданное для Бабурина распоряжение Лесного депертамента, в котором объявлялось о назначении его на пост Лесного ревизора... по Гагринскому лесничеству. Такой поворот событий мог свидетельствовать о том, что Бабурина пытаются наделить дополнительными полномочиями для сохранения влияния в противостоянии с Балашовым. Однако непонятно, по чьей инициативе было издано распоряжение - Ольденбургского или Лесного департамента, так как Гагринское лесничество имело двойное подчинение.
Пребывая в недоумении, В.К. Бабурин вынужден был изложить хронику конфликта в подробном письме от 13 июля 1912 г. на имя своего прямого начальника - уполномоченного Главного управления земледелия и землеустройства на Кавказе П.П. Архипова
В это время в Петербурге И.П. Балашов, опираясь на связи своего брата Николая - члена Государственного Совета, ходатойствовал перед Императором об улучшении условий гагринской лесной концессии. О ходе обсуждения этого вопроса в правительстве было доложено лично Государю. Это отражено в переписке председателя Совета министров В.Н. Коковцова c Главноуправляющим землеустройством и земледелием А.В. Кривошеиным. Последний, считался неформальным лидером в правительстве и имел конфликт с Коковцовым. Судя по уклончивому ответу из ведомства Кривошеина на запрос о гагринском деле, не исключено, что он не являлся так же и сторонником Балашова, а суета вокруг контроля над гагринским лесничеством могла быть проявлением соперничества на самом высоком уровне.
Однако, Бабурин уже принял твёрдое решение покинуть Гагры, и, несмотря на неудовольствие Ольденбургского, продолжал подыскивать варианты с другим местом работы. Вскоре состоялся его перевод старшим лесным ревизором в Елисаветградское лесничество Херсонской губернии.
Материалы переписки из архивного дела РГИА Ф.1276 Оп.8 Д.323
***
Перед самой войной, весной 1914 года, Балашов произвёл ещё одну попытку запустить производство. К этому времени в течение осенне-зимнего периода на склоне горы, между двадцать пятым и двадцать седьмым километрами поперечника альпийской дороги, были проделаны внушительные подготовительные работы: недалеко от альпийской гостиницы Ольденбургского появилась гостиница Лесопромышленного общества для гостей и руководящего персонала; от завода до морской пристани сформировано полотно для узкоколейной железной дороги протяжённостью в 3 километра; от сборной станции на шесть километров вверх, до хвойных лесов, была устроена мощная подвесная канатная дорога, которая связывала Балашовское заготовительное производство с лесопильным заводом в «Отрадном»; в наиболее возвышенной части лесной дачи итальянскими мастерами устроены желоба для спуска брёвен к сборной станции.
Сообщения о возобновлении работы Лесопромышленного общества на страницах "Гагринской газеты" за сентябрь - ноябрь 1913 г.
Методики лесодобычи в начале XX в. описывали несколько различных способов транспортировки брёвен по наклонному склону. Практически все эти способы, так или иначе, использовались в последующие годы, уже при советской власти, для заготовки леса в Гагринском и Бзыбском лесничествах. Однако, положенный в основу дела на Балашовских лесоразработках, метод с применением канатно-проволочного пути, несмотря на высокую затратность, являлся наиболее удобной и гибкой системой транспортировки, способной без труда преодолевать препятствия в сложных топографических условиях местности.
В 1914 году за несколько месяцев работы Гагринским лесопромышленным обществом было заготовлено около ста тысяч кубометров пихтовых стволов. Вся эта продукция предназначена была для экспорта в Италию с доставкой через порт Генуи. Осенью, с началом Великой войны, несмотря на все грандиозные предварительные работы и затраты, предприятие было остановлено, не успев даже вступить полностью в эксплуатацию. Весь порубленный лес, будучи не спущенным с горы на лесную биржу, остался гнить на местах заготовки. Общая сумма всех затрат Балашовского предприятия оценивалась в сумму около полутора миллионов рублей, и поначалу участники общества надеялись на получение доли от банкротства. Но грядущие годы революционного коллапса, а затем образование Гагринского фронта поступательно усугубляли кризис любой хозяйственной жизни, и надежды получить хотя бы часть вложенных средств неотвратимо улетучивались вместе с ликвидными активами компании.
В 1917 году, после февральской революции власть в Гаграх оказалась размыта между Гражданским комитетом (органом народного самоуправления), заседавшим в Новых Гаграх, Дирекцией Климатической станции, признававшей прямое управление Сухумского отделения ОЗАКОМ (местный орган Временного правительства) и Союзом служащих и рабочих Климатической станции, который подчинялся Совету рабочих депутатов.
В этот момент почти уже почившее Лесопромышленное общество сделало последнюю попытку вернуться к жизни. В поисках того, как получить хоть какие-то доходы Гагринский Гражданский комитет при поддержке Краевого Совета делал попытки реанимировать заброшенные лесопильный завод и канатную дорогу.
Тем временем директором-распорядителем Лесопромышленного общества был назначен Семён Исаевич Либерман – будущий Председатель Главного лесного комитета ВСНХ СССР, который стал определять всю политику по организации производства на Балашовском предприятии. Весной 1917 года Либерман прибыл из Петербурга в Гагры, чтобы организовать работы. Вот, что он вспоминал об этой поездке:
Я был директором-распорядителем лесного общества, принадлежавшего Ивану Петровичу Балашову и занимавшегося разработкой лесов во владениях принца. Я не мало слышал о принце и о его чудачествах, и когда я по долгу службы отправился к нему на первый прием, мои близкие, прибывшие со мной, готовы были ко всяким неожиданностям и с беспокойством ожидали моего возвращения.
В моей беседе с принцем я упомянул о его заводе, на котором были поставлены две небольших новых деревообделочных машины. В сущности, и завод, а особенно машины, мало чего стоили. На одной изготовляли фанерные колпачки для мандариновых деревьев Кавказа, а другая шелушила дерево и вырабатывала древесную шерсть для упаковки тех же мандаринов из садов принца.
Но принц очень гордился своими техническими достижениями - среди скал и нищеты Кавказа! - и был польщен моим замечанием. Он чувствовал, что превзошел Балашовых, которых он не любил и с которыми враждовал, особенно после истории с концессиями на Ялу. Он немедленно повел меня в свою кухню, где показал новейшую электрическую плиту - в те времена в России это было, действительно, редкостью.
Первый прием продолжался, как полагалось по ритуалу, десять минут. Я вернулся в гостиницу, а через полчаса ко мне явился управляющий принца, по чину камергер, и пригласил на завтрак в замке принца, где я встретил не меньше 30 военных разных чинов. А затем сам принц заехал ко мне и предложил осмотреть его имение и леса. За несколько дней моего пребывания в Гаграх, мне затем не раз приходилось встречаться с принцем, а особенно часто с генералом Г., который состоял при нем для особых поручений.
На обратном пути из Гагр в Петроград мне пришлось убедиться, как далеко заходила власть принца. Пассажирское движение по военным причинам было закрыто на две недели, и требовалось специальное разрешение на проезд. Принц дал телеграмму куда надо было, и мне не только предоставили отдельное купе, но и в дороге не переставали тревожить вниманием и любезностью. В Ростов поезд пришел к 6 часам утра, и в мое купе явился военный чин в орденах, щелкнул каблуками и, приложив руку к козырьку, спросил, хорошо ли я себя чувствую. То же повторилось и при моем приезде в Петербург.
Происходило все это в 1917 году, буквально за несколько дней до революции. После недавнего убийства Распутина, в политической атмосфере чувствовалось приближение грозы. Раздражение против царского двора, против бездарного правительства, против изжившего себя режима охватывало даже умеренные круги.
Но на верхах, в высших сферах, к которым принадлежал Балашов, принц Ольденбургский и многие другие, с которыми мне приходилось сталкиваться, царили беспечность и самонадеянность. Они ничего не понимали. Впрочем, и тузы промышленности и банковского капитала тоже не отличались даром предвидения и полагали, что начавшиеся народные волнения можно легко усмирить при помощи сотни-другой казаков.
При координационном участии Либермана был получен крупный заказ от Управления по сооружению Черноморской железной дороги в лице Главного инженера Н.Н. Николаева. «Черноморке» круглый лес экстренно понадобился, так как налаженное снабжение было нарушено, а для работ по прокладке туннелей, ведущихся в то время форсированными темпами вблизи Сочи, Гагр и Пицунды, требовалось большое количество временных крепей.
К работам на заводе и лесоразработках были привлечены около двух тысяч военнопленных различных национальностей из австро-венгерской армии. Срочно был поднят вопрос о возвращении в Гагры лесовода Г. Галушка, также авcтрийскоподданного славянина, которого ещё в начале войны принц Ольденбургский выслал за возможную нелояльность.
Однако затея закончилась полным крахом: Общество не только не смогло наладить промысел, но и растратило полученный от железнодорожного управления аванс, допустило ряд нарушений контракта, что привело к его расторжению и потере аренды. По условиям договора всё имущество вместе с заготовленным лесом, заводом, оборудованием и канатно-воздушной дорогой перешли на баланс имения «Отрадное» и в дальнейшем стало охраняться силами Климатической станции. Прежний внушительный штат Гагринского лесничества в лице заведующего, шести его помощников и двенадцати объездчиков был сокращён до четырёх сторожей. Для их содержания ежемесячно выделялись средства в сумме 1482 руб. 42 коп.
Такое положение, когда практически готовое новое производство, созданное для того, чтобы приносить прибыль, наоборот, съедало всё больше средств, стимулировало на поиски скорейшего разрешения. Казалось, нужен небольшой толчок, и лесной промысел не только окупится, но и вытащит из долгов саму Климатическую станцию.
По расчёту владельца лесной биржи (склада) в «Отрадном» инженера Деньгина, для этого требовалось вливание более семисот тысяч рублей единовременно. Часть этих средств предполагалось пустить на достройку лесопромышленных сооружений. В первую очередь – это продолжение линии канатно-воздушной дороги до узловой станции (т. н. станции «С») в горном ущелье, а именно: сооружение деревянных устоев, установка на верхней станции воздушного тормоза и монтаж стального каната. Немаловажно, что канат и тормоз уже имелись в наличии, так как в противном случае, раздобыть их вряд ли представлялось возможным. Также был необходим ремонт лесоспуска между станциями «С» и «Д» и укладка рельсового пути на имеющееся полотно от завода до берега моря. На территории лесной биржи необходимо было устройство штабельных фундаментов с навесами для отбора готовых досок по сортам и их выдержки перед отправкой на морской транспорт. Остальная часть из требуемого капитала (порядка 530 тысяч рублей) должна была составлять оборотные средства для осуществления непосредственно работ: спуска леса, распиловки, укладки досок в штабеля и погрузку готового товара на пароход.
Поденная плата на заводе предусматривалась в 5 руб. 25 коп. с кубического метра, что было бы в три раза выше, чем на Балашовском предприятии. Оплата для обособленной артели рубщиков, выполняющих работы по срубке деревьев, разделке их на местах, очистке от коры и сучьев, заготовке в кряжи и спуску их до станции «С» подвесной дороги, оценивалась в 19 руб. 25 коп. с кубического метра, а оплата грузчикам готовой продукции на пароход - в три с половиной рубля за тот же объём. Всего предполагалось задействовать для двусменной работы на канатно-подвесной дороге, заводе и лесной бирже более двухсот тридцати человек, не считая администрации.
Увы, средства для запуска предприятия так и не нашлись. Собственными силами местным специалистам и рабочим на некоторое время удалось осуществить пуск завода, но реализовать хотя бы срубленную до войны древесину так и не получилось. С горем пополам, завод в течение ещё полутора лет перебивался случайными заказами: к примеру, в сентябре 1918 года, помимо непосредственно деревообработки, бывшее хозяйство Балашовых промышляло изготовлением жестяных вёдер.
По мѣрѣ нашего подъема все богаче и роскошнѣе дѣлалась растительность. Мы пересѣкли сначала поясы граба и дуба. Наряду съ этими двумя преобладающими породами здѣсь растетъ масса другихъ деревьевъ и кустарниковъ: ясень, вязъ, кленъ, лещина, ольха, рѣже встрѣчается букъ. Деревья не столько поражаютъ мощностью своего роста, сколько густотой насажденія. Свободныя пространства между деревьями заняты густой чащей кустарниковъ, по большей части колючихъ: держи-дерева (Ruscus aculeutus) съ его плодами, напоминающими золотыя кокарды, боярышника (Crataegus monogyna), падуба (Ilex Aquifolium), лавровишни. Тамъ и сямъ виднѣются сплошныя заросли рододендрона понтійскаго съ его плотными кожистыми листьями, или вырисовываются оригинальныя деревца самшита (кавказской пальмы, Buxus sempervirens) съ ихъ мелкими, но чрезвычайно яркими листьями. Впрочемъ, самшитъ сильно истребленъ вдоль тропинокъ и вообще на легко достижимыхъ мѣстахъ, и хорошіе экземпляры этого дерева можно встрѣтить только вдали отъ проѣзжихъ путей.
среди лѣса по мѣрѣ поднятія все чаще встрѣчался букъ, сдѣлавшійся преобладающимъ на высотѣ между 2500 и 3000 фут. Многіе экземпляры бука имѣли гигантскіе размѣры. На тропинку, по которой мы ѣхали, свободно проникалъ свѣтъ, но стоило сдѣлать нѣсколько шаговъ въ сторону, чтобы очутиться среди мрака.
Въ одномъ мѣстѣ мы имѣли возможность убѣдиться въ опустошеніи, причиненномъ суровостью прошлой зимы. Свалившаяся съ горы снѣжная лавина почти начисто срѣзала лѣсъ на пространствѣ нѣсколькихъ десятковъ квадратныхъ саженей и нагромоздила трупы поломанныхъ деревьевъ въ ущельѣ.
